Изобретатель каллиграффити
Автор: Ксения По, Дмитрий Аске
Каллиграффити прогремело в России в 2010-х благодаря Покрасу Лампасу. Однако изобретателем этого направления художник не был: еще с 2007 года этот вид искусства развивал и популяризировал голландский художник Нильс Мёльман. Парадоксально, но творчеством он занялся в 40 лет, построив успешную карьеру в сфере дизайна. Авторы портала Vltramarine поговорили с ним о его пути и восприятии арт-мира во время приезда Мёльмана в Москву.
Статья была опубликована на портале Vltramarine 8 мая 2012 года.
На сайте Института исследования стрит-арта текст размещен с разрешения основателя Vltramarine — художника Дмитрия Аске.
Пионер европейского граффити, Нильс Шу Мёльман, добился успеха в сфере дизайна и рекламы, а в сорок лет вернулся к творчеству, придумав стремительно набирающий популярность стиль «каллиграффити».
Нильс Мёльман (Niels Meulman), также известный как Шу (Shoe), — человек, который на протяжении своей долгой творческой карьеры был и пионером европейского граффити, и дизайнером, и арт-директором, и преподавателем, и каллиграфом. С 2007-го года Нильс называет себя художником, стирающим границу между текстом и изображением, искусством и каллиграфией. Он является изобретателем стиля «каллиграффити» и совладельцем галереи в родном Амстердаме. Мы поговорили с Нильсом, когда он приезжал в Москву, чтобы подготовить работы для групповой выставки «Урбанизм: город в моем сознании», и написали подробную историю творческого пути художника.
Каллиграффити прогремело в России в 2010-х благодаря Покрасу Лампасу. Однако изобретателем этого направления художник не был: еще с 2007 года этот вид искусства развивал и популяризировал голландский художник Нильс Мёльман. Парадоксально, но творчеством он занялся в 40 лет, построив успешную карьеру в сфере дизайна. Авторы портала Vltramarine поговорили с ним о его пути и восприятии арт-мира во время приезда Мёльмана в Москву.
Статья была опубликована на портале Vltramarine 8 мая 2012 года.
На сайте Института исследования стрит-арта текст размещен с разрешения основателя Vltramarine — художника Дмитрия Аске.
Пионер европейского граффити, Нильс Шу Мёльман, добился успеха в сфере дизайна и рекламы, а в сорок лет вернулся к творчеству, придумав стремительно набирающий популярность стиль «каллиграффити».
Нильс Мёльман (Niels Meulman), также известный как Шу (Shoe), — человек, который на протяжении своей долгой творческой карьеры был и пионером европейского граффити, и дизайнером, и арт-директором, и преподавателем, и каллиграфом. С 2007-го года Нильс называет себя художником, стирающим границу между текстом и изображением, искусством и каллиграфией. Он является изобретателем стиля «каллиграффити» и совладельцем галереи в родном Амстердаме. Мы поговорили с Нильсом, когда он приезжал в Москву, чтобы подготовить работы для групповой выставки «Урбанизм: город в моем сознании», и написали подробную историю творческого пути художника.
Увлечение граффити
Нильс Мёльманн родился в 1967-м году в Амстердаме. Его мать была юристом, преподавала право, а затем стала судьей. Отец был творческой натурой: он работал журналистом, режиссером, а потом увлекся рисованием; вращался в кругах авангардистов и был знаком с известным голландским архитектором, теоретиком деконструктивизма Ремом Колхасом (Rem Koolhaas).
Как известно, Голландия — родина многих талантливых художников, дизайнеров и архитекторов. Вот, как это объясняет Нильс Мёльман: «Помню, как кто-то из Нью-Йорка сказал, что в Амстердаме так же много графических дизайнеров, как в Нью-Йорке — музыкантов. Если вдуматься, голландцы на протяжении веков отвоевывали землю у моря — и отсюда, наверное, традиция создавать все своими руками. Мы строили мельницы, отводили воду. Голландия с высоты птичьего полета похожа на произведение дизайнера. Возможно, это у нас в генах: проектирование, строительство».
Когда Нильсу было пять лет, родители развелись, и он остался с матерью и младшей сестрой. В 1979-м году, в двенадцать лет, голландец взял в руки маркер и нарисовал на стене башмак: тогда среди подростков было модно изображать на улицах логотипы и писать названия своих любимых панк и ска-групп. Когда же Нильс увидел, что многие не понимают, что он рисует, то добавил к изображению слово Shoe (англ. 'башмак', 'ботинок', 'туфля'). Через некоторое время буквы вытеснили изображение, и Нильс начал увлеченно писать свой псевдоним на стенах и поездах по всему миру.
В 1980-е годы в Голландию из США приходит хип-хоп, и все увлекаются нью-йорским стилем. Само понятие «граффити» дает всем, кто рисовал на улице, чувство принадлежности к некоему сообществу, общие цели и интересы, понятные правила игры. Нильс проводит дни за эскизами, а по ночам ходит рисовать на поездах. Постепенно он приобретает известность в граффити-сообществе. В 1985-м году они вместе с Бандо (Bando) из Парижа и Моуд Ту (Mode 2) из Лондона объединяются в команду Crime Time Kings и становятся легендами европейского стиля. К восемнадцати годам Шу — уже всемирно известный райтер. В 1987-м году он знакомится с Донди (Dondi), Раммелзи (Rammellzee), Хейзом (Haze), Квиком (Quik) и Китом Харингом (Keith Haring).
Нильс Мёльманн родился в 1967-м году в Амстердаме. Его мать была юристом, преподавала право, а затем стала судьей. Отец был творческой натурой: он работал журналистом, режиссером, а потом увлекся рисованием; вращался в кругах авангардистов и был знаком с известным голландским архитектором, теоретиком деконструктивизма Ремом Колхасом (Rem Koolhaas).
Как известно, Голландия — родина многих талантливых художников, дизайнеров и архитекторов. Вот, как это объясняет Нильс Мёльман: «Помню, как кто-то из Нью-Йорка сказал, что в Амстердаме так же много графических дизайнеров, как в Нью-Йорке — музыкантов. Если вдуматься, голландцы на протяжении веков отвоевывали землю у моря — и отсюда, наверное, традиция создавать все своими руками. Мы строили мельницы, отводили воду. Голландия с высоты птичьего полета похожа на произведение дизайнера. Возможно, это у нас в генах: проектирование, строительство».
Когда Нильсу было пять лет, родители развелись, и он остался с матерью и младшей сестрой. В 1979-м году, в двенадцать лет, голландец взял в руки маркер и нарисовал на стене башмак: тогда среди подростков было модно изображать на улицах логотипы и писать названия своих любимых панк и ска-групп. Когда же Нильс увидел, что многие не понимают, что он рисует, то добавил к изображению слово Shoe (англ. 'башмак', 'ботинок', 'туфля'). Через некоторое время буквы вытеснили изображение, и Нильс начал увлеченно писать свой псевдоним на стенах и поездах по всему миру.
В 1980-е годы в Голландию из США приходит хип-хоп, и все увлекаются нью-йорским стилем. Само понятие «граффити» дает всем, кто рисовал на улице, чувство принадлежности к некоему сообществу, общие цели и интересы, понятные правила игры. Нильс проводит дни за эскизами, а по ночам ходит рисовать на поездах. Постепенно он приобретает известность в граффити-сообществе. В 1985-м году они вместе с Бандо (Bando) из Парижа и Моуд Ту (Mode 2) из Лондона объединяются в команду Crime Time Kings и становятся легендами европейского стиля. К восемнадцати годам Шу — уже всемирно известный райтер. В 1987-м году он знакомится с Донди (Dondi), Раммелзи (Rammellzee), Хейзом (Haze), Квиком (Quik) и Китом Харингом (Keith Haring).
Графический дизайн и реклама
На какое-то время Шу вынужден был прекратить рисовать на улице: сначала за рисование на поездах он попал в тюрьму в Германии и провел там три недели. Затем он организовал агентство 3D по граффити-оформлению, а после этого проходил службу в армии: был помощником зубного врача. В 1989-м году, когда Шу исполнилось двадцать два года, он понял, что нужно двигаться дальше. Однако вместо того, чтобы поступить в институт, он пошел в ученики к известному голландскому графическому дизайнеру Антону Бееке (Anthon Beeke). Именно под его руководством Нильс овладел основами графического дизайна, типографики и работы с печатным станком. Кстати, в то время дизайны создавали при помощи чертежных лекал и скальпеля, но, когда появился первый Macintosh, Бееке отправил Нильса обучаться работе на компьютере.
Вместо вылазок в депо Нильс стал все больше ходить по клубам и барам и делать дизайн для флаеров и афиш. В начале 1990-х он даже выпускал самодельную одностраничную бульварную газету Sunday Violence (англ. 'воскресное буйство'), которую раздавали в клубах. Тогда же он создал бренд одежды Top Billin' и выпускал футболки со своей графикой.
После трех лет обучения у Антона Бееке, в 1992-м году, Нильс Мёльман открыл собственную студию C&T (Caulfield&Tensing), которую в 2000-м году купило рекламное агентство BBDO. Проработав несколько лет в C&T и набравшись опыта не только в области графического дизайна, но и в ведении бизнеса, Шу основал маркетинговое агентство Unruly (англ. 'непослушный', 'непокорный'). Первым клиентом новой компании стал английский футбольный бренд Umbro, для которого Мёльман с коллегами разработали очень удачную концепцию развития. Несмотря на успешную карьеру в области графического дизайна и рекламы, постепенно голландец стал от них отходить. Он запустил под именем Unruly линию платков с собственным дизайном и монограммой NSM (Niels Shoe Meulman), а затем вместе с подругой-художницей открыл галерею Unruly Gallery.
С конца 1990-х Шу часто приглашали быть членом жюри в различных конкурсах по типографике и графическому дизайну в Европе и США, он читал лекции, проводил мастер-классы, хотя, по его собственным словам, преподаватель из него не очень хороший.
Вот что Шу рассказывает о своем творческом развитии: «Когда мне было около двадцати, иногда мне хотелось стать следующим Энди Уорхолом, иногда — кем-то еще. Я думал, что быть художником — это не для меня. Когда я был подростком, я, естественно, очень увлекался граффити. Но когда мне было за двадцать, я понял, что нужно зарабатывать на жизнь, используя свой талант. Так я стал графическим дизайнером, а потом — арт-директором, работал в рекламном бизнесе. А когда мне было за тридцать, я подумал: "Черт! Я ведь уже не стану лучшим художником в мире!" Но потом я решил, что еще могу попытаться — жизнь ведь не заканчивается в тридцать пять или сорок лет. Именно тогда я решил оставить дизайн и рекламу, уйти с работы и начать рисовать».
На какое-то время Шу вынужден был прекратить рисовать на улице: сначала за рисование на поездах он попал в тюрьму в Германии и провел там три недели. Затем он организовал агентство 3D по граффити-оформлению, а после этого проходил службу в армии: был помощником зубного врача. В 1989-м году, когда Шу исполнилось двадцать два года, он понял, что нужно двигаться дальше. Однако вместо того, чтобы поступить в институт, он пошел в ученики к известному голландскому графическому дизайнеру Антону Бееке (Anthon Beeke). Именно под его руководством Нильс овладел основами графического дизайна, типографики и работы с печатным станком. Кстати, в то время дизайны создавали при помощи чертежных лекал и скальпеля, но, когда появился первый Macintosh, Бееке отправил Нильса обучаться работе на компьютере.
Вместо вылазок в депо Нильс стал все больше ходить по клубам и барам и делать дизайн для флаеров и афиш. В начале 1990-х он даже выпускал самодельную одностраничную бульварную газету Sunday Violence (англ. 'воскресное буйство'), которую раздавали в клубах. Тогда же он создал бренд одежды Top Billin' и выпускал футболки со своей графикой.
После трех лет обучения у Антона Бееке, в 1992-м году, Нильс Мёльман открыл собственную студию C&T (Caulfield&Tensing), которую в 2000-м году купило рекламное агентство BBDO. Проработав несколько лет в C&T и набравшись опыта не только в области графического дизайна, но и в ведении бизнеса, Шу основал маркетинговое агентство Unruly (англ. 'непослушный', 'непокорный'). Первым клиентом новой компании стал английский футбольный бренд Umbro, для которого Мёльман с коллегами разработали очень удачную концепцию развития. Несмотря на успешную карьеру в области графического дизайна и рекламы, постепенно голландец стал от них отходить. Он запустил под именем Unruly линию платков с собственным дизайном и монограммой NSM (Niels Shoe Meulman), а затем вместе с подругой-художницей открыл галерею Unruly Gallery.
С конца 1990-х Шу часто приглашали быть членом жюри в различных конкурсах по типографике и графическому дизайну в Европе и США, он читал лекции, проводил мастер-классы, хотя, по его собственным словам, преподаватель из него не очень хороший.
Вот что Шу рассказывает о своем творческом развитии: «Когда мне было около двадцати, иногда мне хотелось стать следующим Энди Уорхолом, иногда — кем-то еще. Я думал, что быть художником — это не для меня. Когда я был подростком, я, естественно, очень увлекался граффити. Но когда мне было за двадцать, я понял, что нужно зарабатывать на жизнь, используя свой талант. Так я стал графическим дизайнером, а потом — арт-директором, работал в рекламном бизнесе. А когда мне было за тридцать, я подумал: "Черт! Я ведь уже не стану лучшим художником в мире!" Но потом я решил, что еще могу попытаться — жизнь ведь не заканчивается в тридцать пять или сорок лет. Именно тогда я решил оставить дизайн и рекламу, уйти с работы и начать рисовать».
Возвращение к творчеству: каллиграффити
В 2007-м году Шу приехал в Нью-Йорк и встретился с известным граффити-райтером Хейзом (Haze), с которым он познакомился еще в 1987-м году. Старые товарищи загорелись желанием «порисовать вместе буквы». Именно тогда и зародился стиль, который Шу окрестил «каллиграффити» (англ. calligraffiti): он решил совместить то, что умел лучше всего и чем занимался всю жизнь: каллиграфию и граффити. «Я придумал каллиграффити не так давно — шесть-семь ле назад, в 2007-м году. Мне тогда было почти сорок. Так что это было своего рода начало пути. Нигде не сказано, что нужно прославиться в двадцать пять и стать успешным в молодости. Можно заниматься тем, что тебе нравится, а потом изменить свою жизнь, например, в пятьдесят лет», — говорит голландец.
Вернувшись в Амстердам, Нильс организовал персональную выставку. Девизом его нового стиля стала мысль: «Буквы тоже являются изображениями». Буквы-изображения привлекают его тем, что в них, по его мнению, три составляющих: форма букв, значение слов и воображение художника. В 2010-м году вышла книга Calligraffiti, и Шу отправился в тур по двадцати двум городам мира.
«Каждый художник или райтер должен найти свой собственный визуальный язык, свой собственный стиль письма или рисования. И если у тебя нет ощущения, что ты овладел этим стилем, ты не сможешь долго в нем творить: будешь перескакивать с одного на другое и так и не найдешь свой собственный язык. Мне кажется, развитие не происходит по плану. Когда ты постоянно чем-то занимаешься, что-то будет постепенно меняться — так происходит и в жизни. Это — естественный процесс», — говорит Шу.
В 2007-м году Шу приехал в Нью-Йорк и встретился с известным граффити-райтером Хейзом (Haze), с которым он познакомился еще в 1987-м году. Старые товарищи загорелись желанием «порисовать вместе буквы». Именно тогда и зародился стиль, который Шу окрестил «каллиграффити» (англ. calligraffiti): он решил совместить то, что умел лучше всего и чем занимался всю жизнь: каллиграфию и граффити. «Я придумал каллиграффити не так давно — шесть-семь ле назад, в 2007-м году. Мне тогда было почти сорок. Так что это было своего рода начало пути. Нигде не сказано, что нужно прославиться в двадцать пять и стать успешным в молодости. Можно заниматься тем, что тебе нравится, а потом изменить свою жизнь, например, в пятьдесят лет», — говорит голландец.
Вернувшись в Амстердам, Нильс организовал персональную выставку. Девизом его нового стиля стала мысль: «Буквы тоже являются изображениями». Буквы-изображения привлекают его тем, что в них, по его мнению, три составляющих: форма букв, значение слов и воображение художника. В 2010-м году вышла книга Calligraffiti, и Шу отправился в тур по двадцати двум городам мира.
«Каждый художник или райтер должен найти свой собственный визуальный язык, свой собственный стиль письма или рисования. И если у тебя нет ощущения, что ты овладел этим стилем, ты не сможешь долго в нем творить: будешь перескакивать с одного на другое и так и не найдешь свой собственный язык. Мне кажется, развитие не происходит по плану. Когда ты постоянно чем-то занимаешься, что-то будет постепенно меняться — так происходит и в жизни. Это — естественный процесс», — говорит Шу.
Граффити и средневековый стиль письма
На протяжении своей творческой карьеры Шу использовал совершенно разные стили письма, однако в его работах последних лет заметна тяга к средневековой европейской каллиграфии. Он объясняет это тем, что ему хочется найти нечто, близкое к европейской культуре.
«Конечно, мои корни уходят в граффити. Но граффити для меня было своего рода школой: я учился всему на граффити. А после этого мне нужно было найти свой собственный язык. Я много раз был в Нью-Йорке, знаком со многими пионерами нью-йоркского граффити, и, тем не менее, это не было моей историей. Я ведь не родился в Нью-Йорке, не рисовал в их подземке в пятнадцать лет. Позднее я пару раз рисовал в нью-йоркском метро, но в целом все это было культурой, появившейся в другом мире. Конечно, мы восприняли эту культуру и распространили ее по всему миру, но ее истоки все равно в Нью-Йорке».
«Мне нужно было найти что-то с европейскими корнями. Многие говорят, что мои работы похожи на арабскую или даже на японскую и китайскую каллиграфию. Но мне важно найти нечто, близкое к дому. И я чувствую, что у меня есть некая связь с тем, как жили средневековые монахи. Для меня этот период — конец средних веков — особенный: люди тогда начали думать, размышлять, закончилось темное время, и началось Возрождение. Мне это интересно. Так что, я думаю, что буду продолжать развивать "средневековый" стиль каллиграфии — то, как писали монахи-переписчики. Если посмотреть на то, что я делал пару лет назад, видно, что мой стиль понемногу меняется».
На протяжении своей творческой карьеры Шу использовал совершенно разные стили письма, однако в его работах последних лет заметна тяга к средневековой европейской каллиграфии. Он объясняет это тем, что ему хочется найти нечто, близкое к европейской культуре.
«Конечно, мои корни уходят в граффити. Но граффити для меня было своего рода школой: я учился всему на граффити. А после этого мне нужно было найти свой собственный язык. Я много раз был в Нью-Йорке, знаком со многими пионерами нью-йоркского граффити, и, тем не менее, это не было моей историей. Я ведь не родился в Нью-Йорке, не рисовал в их подземке в пятнадцать лет. Позднее я пару раз рисовал в нью-йоркском метро, но в целом все это было культурой, появившейся в другом мире. Конечно, мы восприняли эту культуру и распространили ее по всему миру, но ее истоки все равно в Нью-Йорке».
«Мне нужно было найти что-то с европейскими корнями. Многие говорят, что мои работы похожи на арабскую или даже на японскую и китайскую каллиграфию. Но мне важно найти нечто, близкое к дому. И я чувствую, что у меня есть некая связь с тем, как жили средневековые монахи. Для меня этот период — конец средних веков — особенный: люди тогда начали думать, размышлять, закончилось темное время, и началось Возрождение. Мне это интересно. Так что, я думаю, что буду продолжать развивать "средневековый" стиль каллиграфии — то, как писали монахи-переписчики. Если посмотреть на то, что я делал пару лет назад, видно, что мой стиль понемногу меняется».
Абстракция и сомнения
По мнению Шу, абстракция — самое сложное направления для художника, так как в ней нет отправной точки: «Ты не знаешь, правильный ли ты сделал мазок, удачный ли выбрал цвет, закончено ли произведение или еще нет. Ты можешь полагаться только на свою интуицию. Иногда это работает, а иногда приходится тяжело, потому что ты сомневаешься… Часто я думаю, что сомнения — это нечто темное, из-за чего возникают сложности, страх и т.д. Но иногда… Например, я нарисовал работу "Большое сомнение" (англ. The Great Doubt) для выставки в Москве: японский монах дзен-буддист однажды сказал, что чем больше сомнения, тем большего можно достигнуть в конце пути. Как-то так».
Шу экспериментирует с «абстрактной каллиграфией» и говорит, что его всегда завораживала грань между изображением и текстом. По словам художника, все его работы, начиная с граффити и графического дизайна, заканчивая каллиграффити, объединяет желание найти баланс между рисованием и письмом. «Мне нравится, когда буквы превращаются в рисунок, а рисунок превращается в буквы. Мне кажется, именно это — лейтмотив моего творчества», — говорит голландец.
Хотя, по словам Нильса Мёльмна, для него графический дизайн и каллиграффити — совершенно разные миры, чувство, которое он испытывает, создавая картину, часто напоминает ощущение от работы с логотипами: «Я делал логотипы еще до появления компьютеров Apple при помощи лекал, скальпеля и краски. И этот процесс напоминает то, как я рисую сейчас. Сначала ты наносишь на холст краску, а потом всегда есть мелочи, над которыми нужно поработать. Я стараюсь как можно меньше "поправлять" работу, но всегда есть что-то то тут, то там… Как будто ты занимаешься дизайном на холсте».
Хотя Шу является изобретателем стиля «каллиграффити», в последние годы многие райтеры экспериментируют в этом направлении. Одним из самых известных «граффити-каллиграфов» является американец Ретна (Retna). И, хотя он тоже занимается каллиграфией на стенах, по мнению Шу, работы Ретны очень отличаются от проиведений голландца, в первую очередь тем, что буквы американца невозможно прочитать, так как они не опираются ни на какую традицию.
«Когда я впервые увидел работы Ретны, подумал, что это похоже на то, что делаю я. Меня они немного напугали, потому что напоминали мои собственные. Но сейчас уже так много людей, которые занимаются своего рода абстрактным граффити, каллиграфией на стенах или, как я называю стиль Ретны, "инопланетным письмом". Мне бы хотелось увидеть работы Ретны, в которых можно прочитать слова. Он придумал какие-то правила для своего инопланетного письма, но ведь у любого текста, алфавита есть правила. Если ты пишешь буквы, ты можешь сказать, что вот это — интересный взгляд на строчную b, потому что это — часть эволюции буквы, которая происходила тысячелетиями, и ты являешься частью этой эволюции. Это — то, что очень важно для меня в моих собственных работах. А Ретна, должно быть, находит эту связь как-то иначе, не знаю.»
Мысли о граффити
«Граффити для меня — это школа, обучение. Я до сих пор иногда тегаю, но у меня не всегда есть с собой маркер. Если, например, я захожу в туалет в баре, вижу там теги знакомых райтеров, и у меня нет с собой маркера, я думаю: "Вот, черт!" С другой стороны, можно сказать, что, когда я серьезно занялся графическим дизайном, я закончил рисовать граффити. Это — вопрос концентрации. Я много чем занимался, но чтобы делать что-то действительно хорошо, нужно на этом концентрироваться. Нельзя одновременно делать две разные вещи одинаково хорошо. Нужно фокусироваться на чем-то одном.»
«Я очень уважаю тех, кто продолжает рисовать граффити в 35-40 лет. Я это вижу так: если граффити — это школа, то люди, продолжающие рисовать в 40-50 лет, это — учителя. И это очень важно, что в школе есть учителя, которые поддерживают движение, обучают. Но есть люди, которые идут дальше. Они говорят: "Отлично, это была школа, а теперь мне нужно найти свой собственный путь", и они уходят из школы. Мне кажется, это хорошее сравнение.»
«Я не очень слежу за тем, что происходит в мире граффити. В основном вся активность связана с ребятами пятнадцати-двадцати пяти лет. Иногда я думаю, а они вообще еще есть? Но я уверен, что, да, они есть, просто я их редко вижу. Мне нравится иногда посмотреть на хорошее граффити. Ведь даже если ты закончил школу давным-давно, приятно видеть, что она все еще существует, что в ней есть хорошие учителя и ученики…»
«Что бы я посоветовал молодым? Не бойтесь копировать. Если вы видите что-то, что вас вдохновляет, что-то красивое, копируйте и через некоторое время вы найдете свой собственный визуальный язык. А это — самое главное для художника.»
Мир искусства
Вернувшись в конце 2000-х годов к творчеству, Шу не испытывал иллюзий относительно мира искусства. «Мне кажется мир искусства навсегда изменился после прихода Энди Уорхола. Сейчас это такая же индустрия, как футбол или производство очков. Здесь немного другие параметры оценки, но правила те же — это такая же игра, и мне нравится быть частью этой игры», — говорит он.
Вместе с подругой-художницей Шу открыл в Амстердаме Unruly Gallery. «Мне не хочется быть просто художником, который сидит, закрывшись у себя в комнате, рисует и ждет, что же произойдет дальше. Я хочу контролировать… Нет, конечно, контролировать не получится, но я хочу двигаться туда, куда я хочу», — говорит голландец. По словам Нильса Мёльмана, работа в галереи помогла ему взглянуть на организацию выставок и рынок искусства с другой стороны — не глазами художника, а глазами владельца галери — и это очень интересный и ценный опыт.
«Я уважаю тех, кто выступает за верность традициям, за настоящее граффити, но ведь были и первопроходцы, которые пытались найти нишу между граффити и искусством. Конечно, кто-то говорит: "Все это искусство — бред. Платить кучу денег за какой-то холст, когда на улице за углом висит работа получше". А мне кажется, что есть место и для того, и для другого. Например, Донди (Dondi) и Футура (Futura) продавали холсты еще в 1980-х. Они были пионерами граффити, но они еще и развивали граффити, открыли художникам с улиц дорогу в галереи и музеи. Это продолжается уже так давно, что как-то наивно говорить, что граффити не место в галереях — ведь райтеры выставлялись в галереях практически с самого начала.»
По мнению Шу, абстракция — самое сложное направления для художника, так как в ней нет отправной точки: «Ты не знаешь, правильный ли ты сделал мазок, удачный ли выбрал цвет, закончено ли произведение или еще нет. Ты можешь полагаться только на свою интуицию. Иногда это работает, а иногда приходится тяжело, потому что ты сомневаешься… Часто я думаю, что сомнения — это нечто темное, из-за чего возникают сложности, страх и т.д. Но иногда… Например, я нарисовал работу "Большое сомнение" (англ. The Great Doubt) для выставки в Москве: японский монах дзен-буддист однажды сказал, что чем больше сомнения, тем большего можно достигнуть в конце пути. Как-то так».
Шу экспериментирует с «абстрактной каллиграфией» и говорит, что его всегда завораживала грань между изображением и текстом. По словам художника, все его работы, начиная с граффити и графического дизайна, заканчивая каллиграффити, объединяет желание найти баланс между рисованием и письмом. «Мне нравится, когда буквы превращаются в рисунок, а рисунок превращается в буквы. Мне кажется, именно это — лейтмотив моего творчества», — говорит голландец.
Хотя, по словам Нильса Мёльмна, для него графический дизайн и каллиграффити — совершенно разные миры, чувство, которое он испытывает, создавая картину, часто напоминает ощущение от работы с логотипами: «Я делал логотипы еще до появления компьютеров Apple при помощи лекал, скальпеля и краски. И этот процесс напоминает то, как я рисую сейчас. Сначала ты наносишь на холст краску, а потом всегда есть мелочи, над которыми нужно поработать. Я стараюсь как можно меньше "поправлять" работу, но всегда есть что-то то тут, то там… Как будто ты занимаешься дизайном на холсте».
Хотя Шу является изобретателем стиля «каллиграффити», в последние годы многие райтеры экспериментируют в этом направлении. Одним из самых известных «граффити-каллиграфов» является американец Ретна (Retna). И, хотя он тоже занимается каллиграфией на стенах, по мнению Шу, работы Ретны очень отличаются от проиведений голландца, в первую очередь тем, что буквы американца невозможно прочитать, так как они не опираются ни на какую традицию.
«Когда я впервые увидел работы Ретны, подумал, что это похоже на то, что делаю я. Меня они немного напугали, потому что напоминали мои собственные. Но сейчас уже так много людей, которые занимаются своего рода абстрактным граффити, каллиграфией на стенах или, как я называю стиль Ретны, "инопланетным письмом". Мне бы хотелось увидеть работы Ретны, в которых можно прочитать слова. Он придумал какие-то правила для своего инопланетного письма, но ведь у любого текста, алфавита есть правила. Если ты пишешь буквы, ты можешь сказать, что вот это — интересный взгляд на строчную b, потому что это — часть эволюции буквы, которая происходила тысячелетиями, и ты являешься частью этой эволюции. Это — то, что очень важно для меня в моих собственных работах. А Ретна, должно быть, находит эту связь как-то иначе, не знаю.»
Мысли о граффити
«Граффити для меня — это школа, обучение. Я до сих пор иногда тегаю, но у меня не всегда есть с собой маркер. Если, например, я захожу в туалет в баре, вижу там теги знакомых райтеров, и у меня нет с собой маркера, я думаю: "Вот, черт!" С другой стороны, можно сказать, что, когда я серьезно занялся графическим дизайном, я закончил рисовать граффити. Это — вопрос концентрации. Я много чем занимался, но чтобы делать что-то действительно хорошо, нужно на этом концентрироваться. Нельзя одновременно делать две разные вещи одинаково хорошо. Нужно фокусироваться на чем-то одном.»
«Я очень уважаю тех, кто продолжает рисовать граффити в 35-40 лет. Я это вижу так: если граффити — это школа, то люди, продолжающие рисовать в 40-50 лет, это — учителя. И это очень важно, что в школе есть учителя, которые поддерживают движение, обучают. Но есть люди, которые идут дальше. Они говорят: "Отлично, это была школа, а теперь мне нужно найти свой собственный путь", и они уходят из школы. Мне кажется, это хорошее сравнение.»
«Я не очень слежу за тем, что происходит в мире граффити. В основном вся активность связана с ребятами пятнадцати-двадцати пяти лет. Иногда я думаю, а они вообще еще есть? Но я уверен, что, да, они есть, просто я их редко вижу. Мне нравится иногда посмотреть на хорошее граффити. Ведь даже если ты закончил школу давным-давно, приятно видеть, что она все еще существует, что в ней есть хорошие учителя и ученики…»
«Что бы я посоветовал молодым? Не бойтесь копировать. Если вы видите что-то, что вас вдохновляет, что-то красивое, копируйте и через некоторое время вы найдете свой собственный визуальный язык. А это — самое главное для художника.»
Мир искусства
Вернувшись в конце 2000-х годов к творчеству, Шу не испытывал иллюзий относительно мира искусства. «Мне кажется мир искусства навсегда изменился после прихода Энди Уорхола. Сейчас это такая же индустрия, как футбол или производство очков. Здесь немного другие параметры оценки, но правила те же — это такая же игра, и мне нравится быть частью этой игры», — говорит он.
Вместе с подругой-художницей Шу открыл в Амстердаме Unruly Gallery. «Мне не хочется быть просто художником, который сидит, закрывшись у себя в комнате, рисует и ждет, что же произойдет дальше. Я хочу контролировать… Нет, конечно, контролировать не получится, но я хочу двигаться туда, куда я хочу», — говорит голландец. По словам Нильса Мёльмана, работа в галереи помогла ему взглянуть на организацию выставок и рынок искусства с другой стороны — не глазами художника, а глазами владельца галери — и это очень интересный и ценный опыт.
«Я уважаю тех, кто выступает за верность традициям, за настоящее граффити, но ведь были и первопроходцы, которые пытались найти нишу между граффити и искусством. Конечно, кто-то говорит: "Все это искусство — бред. Платить кучу денег за какой-то холст, когда на улице за углом висит работа получше". А мне кажется, что есть место и для того, и для другого. Например, Донди (Dondi) и Футура (Futura) продавали холсты еще в 1980-х. Они были пионерами граффити, но они еще и развивали граффити, открыли художникам с улиц дорогу в галереи и музеи. Это продолжается уже так давно, что как-то наивно говорить, что граффити не место в галереях — ведь райтеры выставлялись в галереях практически с самого начала.»
История работ с русскими словами
Для выставки в Москве Шу сделал несколько работ с русскими словами, и это было совсем не просто: «Я ездил в Китай, Японию, меня просили написать что-нибудь по-арабски. Но это было бы безумием, потому что сначала, до того как ты сможешь что-либо написать, нужно выучить язык. А когда ты научишься писать, нужно заняться каллиграфией. А если ты не умеешь ни читать, ни писать, забудь про каллиграфию! Но кириллица намного ближе к латинскому алфавиту, чем японский или арабский. И я решил попробовать. Но мне все равно было сложно. Я спросил, как будет Shoe по-русски — мне сказали "туфля". Но ведь есть заглавные буквы, и есть строчные буквы — в общем, я немного запутался… Обычно я пользуюсь строчными буквами. Это не пропись, хотя буквы и соединены между собой…»
«Еще я сделал работу со словом "мода" — это дань уважения тем, кто начал прокладывать граффити дорогу в мир искусства. В 1970-1980-х годах в Бронксе была галерея Fashion Moda. У них на логотипе было по-русски написано "Мода" — мне это запомнилось. И когда я в Москве на улице увидел слово "мода", то решил, что напишу его. Еще в этом слове есть буква "д" — для меня это очень странный знак.»
«"Ж" — это тоже сумасшедшая буква: мне сначала казалось, что ее неправильно придумали, потому что нужно перевернуть кисть, чтобы ее написать. Но потом я понял, что нет ничего неправильного, что это интересно. Арабы, например, пишут пером, потому что невозможно писать кистью справа налево. Если ты левша, то тебе повезло. Именно поэтому я написал "ж". А еще в первый день в Москве я пошел в туалет, увидел на двери букву "М" и решил , что это — мужской туалет, потому что "М" значит Men. Потом я подумал, а вдруг здесь это значит что-то другое? Посмотрел на другую дверь и увидел букву "Ж"».
Заключение
«Перед тем как встретиться с Нильсом, я внимательно изучил все его интервью, сайты и книгу Calligraffiti. Даже учитывая то, что я был давно знаком с его творчеством, я открыл для себя много нового об этом разностороннем человеке. В отличие от своих не менее известных голландских коллег Дельты (Delta) и Зедза (Zedz) Шу завершил граффити-карьеру еще в 1993-м году и с тех пор с успехом освоил другие творческие сферы деятельности. Его уважают как в граффити-сообществе, так и в сфере дизайна и рекламы. Теперь он покорят мир искусства, и я думаю, что это ему тоже удастся», — говорит Дмитрий Аске. В ближайшие дни Нильс Мёльман приедет в Москву, чтобы представить свои работы на групповой выставке «Урбанизм: город в моем сознании», которая откроется в середине мая в Музее Москвы (читайте анонс выставки у нас на сайте 12-го мая).
Узнать больше о Нильсе Мёльмане вы можете, посетив сайт Calligraffiti, архив его работ, страницу на Facebook, сайт Unruly Gallery, а также прочитав книгу Calligraffiti, выпущенную в 2010-м году издательством From Here To Fame Publishing.
Об авторах:
Дмитрий Аске - современный художник с уличным бэкграундом, исследователь уличного искусства, основатель портала Vltramarine.
Ксения По - автор статей на портале Vltramarine.
Фото: архив Vltramarine
Хэштеги: граффити, стрит-арт, уличное искусство, каллиграффити, vltramarine, ксения по, нильс мёльман, shoe, дмитрий аске
Автор ревью: Мария Вебер
Для выставки в Москве Шу сделал несколько работ с русскими словами, и это было совсем не просто: «Я ездил в Китай, Японию, меня просили написать что-нибудь по-арабски. Но это было бы безумием, потому что сначала, до того как ты сможешь что-либо написать, нужно выучить язык. А когда ты научишься писать, нужно заняться каллиграфией. А если ты не умеешь ни читать, ни писать, забудь про каллиграфию! Но кириллица намного ближе к латинскому алфавиту, чем японский или арабский. И я решил попробовать. Но мне все равно было сложно. Я спросил, как будет Shoe по-русски — мне сказали "туфля". Но ведь есть заглавные буквы, и есть строчные буквы — в общем, я немного запутался… Обычно я пользуюсь строчными буквами. Это не пропись, хотя буквы и соединены между собой…»
«Еще я сделал работу со словом "мода" — это дань уважения тем, кто начал прокладывать граффити дорогу в мир искусства. В 1970-1980-х годах в Бронксе была галерея Fashion Moda. У них на логотипе было по-русски написано "Мода" — мне это запомнилось. И когда я в Москве на улице увидел слово "мода", то решил, что напишу его. Еще в этом слове есть буква "д" — для меня это очень странный знак.»
«"Ж" — это тоже сумасшедшая буква: мне сначала казалось, что ее неправильно придумали, потому что нужно перевернуть кисть, чтобы ее написать. Но потом я понял, что нет ничего неправильного, что это интересно. Арабы, например, пишут пером, потому что невозможно писать кистью справа налево. Если ты левша, то тебе повезло. Именно поэтому я написал "ж". А еще в первый день в Москве я пошел в туалет, увидел на двери букву "М" и решил , что это — мужской туалет, потому что "М" значит Men. Потом я подумал, а вдруг здесь это значит что-то другое? Посмотрел на другую дверь и увидел букву "Ж"».
Заключение
«Перед тем как встретиться с Нильсом, я внимательно изучил все его интервью, сайты и книгу Calligraffiti. Даже учитывая то, что я был давно знаком с его творчеством, я открыл для себя много нового об этом разностороннем человеке. В отличие от своих не менее известных голландских коллег Дельты (Delta) и Зедза (Zedz) Шу завершил граффити-карьеру еще в 1993-м году и с тех пор с успехом освоил другие творческие сферы деятельности. Его уважают как в граффити-сообществе, так и в сфере дизайна и рекламы. Теперь он покорят мир искусства, и я думаю, что это ему тоже удастся», — говорит Дмитрий Аске. В ближайшие дни Нильс Мёльман приедет в Москву, чтобы представить свои работы на групповой выставке «Урбанизм: город в моем сознании», которая откроется в середине мая в Музее Москвы (читайте анонс выставки у нас на сайте 12-го мая).
Узнать больше о Нильсе Мёльмане вы можете, посетив сайт Calligraffiti, архив его работ, страницу на Facebook, сайт Unruly Gallery, а также прочитав книгу Calligraffiti, выпущенную в 2010-м году издательством From Here To Fame Publishing.
Об авторах:
Дмитрий Аске - современный художник с уличным бэкграундом, исследователь уличного искусства, основатель портала Vltramarine.
Ксения По - автор статей на портале Vltramarine.
Фото: архив Vltramarine
Хэштеги: граффити, стрит-арт, уличное искусство, каллиграффити, vltramarine, ксения по, нильс мёльман, shoe, дмитрий аске
Автор ревью: Мария Вебер
Поделиться этим материалом в социальных сетях: